Всё в дыму… [СИ] - Aruna Runa

**28**

– Я думал, после "Европотрошка" что-то остается. – Ди оглядывал остатки почерневшей травы вокруг. В Резервации не все вело себя правильно. Да и вообще: это ж ЗАДовская гуманитарная помощь, большая часть боеприпасов в таких ящиках либо сто лет назад списана, либо изначально сделана в Псевдокорейке.

Донна Лючия, вернув себе привычные черты, сидела на земле, с отрешенным видом баюкая сломанную правую руку. Подивившись собственному безрассудству, с которым он кинулся спасать приговоренного уже к смерти беса, Ди решил оставить пока все как есть. Прикончить домработницу несложно и всегда успеется. А пока – пусть поживет, раз так получилось.

Он уже оттащил труп Федора к реке, привязал к нему камень и с удовлетворением понаблюдал, как, булькая, погружается обернутое биоразлагаемой пленкой тело. Воздух тревожил водную гладь еще некоторое время, и любопытная утка плюхнулась в пруд, подплыла ближе, разглядывая пузырьки. Но, покосившись на Ди, изменила траекторию. А после и вовсе скрылась под ивовыми ветками.

После Льва собирать было нечего, да и солнце клонилось к закату. Ди проголодался и немного устал.

– Завтра придется и тут жечь кусты. Зиленцорн?

Донна Лючия не отозвалась. Она вся как-то потухла и сникла, потеряла веселую резинку для волос, полуседые неровные пряди окончательно распались и безжизненно легли по лопаткам.

– Извини, что сломал тебе руку, – сказал Ди. – Я не хотел.

– Это тело слишком изношено. – Бес поднял голову, ухмыльнулся, натягивая на бледное лицо донны Лючии свое, раскосое. – И попортилось.

– Я наложу тебе шины. Пошли домой. Уток сам понесу.

Зиленцорн хотел что-то ответить, но закашлялся, надсадно и длинно. Ди, доупаковывающий корзинки, забеспокоился. Похоже, бес успел вдохнуть вышедшего из мины газа, и теперь неизвестно, выживет ли вообще. Кстати, на разделанные тушки тоже небось попало, придется чем-нибудь обработать. А еще, наверное, и мяса прилетело… львиного. Он чуть не засмеялся, но вовремя одернул себя. Нельзя жалеть дураков. А дураков злых – тем более.

– Идти можешь?

Бес кивнул, попытался встать, придерживая руку, и повалился обратно на траву. Его зрачки сузились в едва заметные точки и застыли, ни на что не реагируя. Ди рылся в памяти, выуживая старинные учебники по медицине. На губах Зиленцорна копилась слюна, а дыхание стало хриплым и редким.

Кончилось тем, что Ди, нацепив на спину рюкзачок покойного Льва с минами, взвалил на одно плечо коромысло с корзинками, на другое – беса и спешно помчался домой. Если успеет допереть Зиленцорна до аптечки, прежде чем тот полностью утратит контроль над своим телом, надежда есть.

**29**

Он успел даже содрать с донны Лючии одежду и уложить ее в широченную кровать посреди родительской спальни. Поражаясь собственной черствости – совсем недавно Ди избегал сюда входить, дабы не терзаться лишний раз тоской по папе и маме, – он отметил прогрессирующий паралич мышц и вкатил домработнице убойную дозу атропина.

Следующие несколько дней пришлось колоть ей чуть ли не все содержимое домашней аптечки, которая, между прочим, занимала своими стеллажами и морозильниками аж две комнаты. И это не считая лаборатории, где мама составляла препараты и сушила какую-то флору. Ди все собирался поизучать коллекции химикатов и медикаментов в доме, но все откладывал. А вот и случай хороший представился.

Заодно удалось разобрать часть родительских шкафов. Донна Лючия исправно ходила под себя и, пока Ди не догадался приспособить ей вазу, формой похожую на больничную утку, перепортила все мамины шикарные простыни. Он и не думал их стирать – просто жег каждое утро на заднем дворе.

Приняв решение оставить домработницу в живых – пусть и на время, Ди делал все, что было рекомендовано медицинскими учебниками и энциклопедиями, чтобы вернуть ей здоровье и силу. Он даже в Буратино залез, но, впрочем, не нашел там ничего полезного.

С тех пор как краймчане гордо изолировали свою сеть от Всемирной Паутины, у них так и не нашлось времени и средств на сколь какое-нибудь ее развитие. Ну, если не считать развитием автоматическое обновление. Раз в сутки содержимое каждого сайта немного изменялось, создавая видимость активности.

Ди, потративший как-то довольно много времени на анализ, определил некоторые закономерности этого развития. К примеру, если на сайте фигурировало что-нибудь черное, оно на некоторое время становилось белым, круглое – мягким, кузнечики заменялись крокодилами, снег – ватой, и так далее.

Основной принцип обновлений был прост: между предыдущим и последующим вариантом должна существовать какая-то связь. Суть связи значения не имела: антонимичная, синонимичная, ассоциативная, ситуационная, по первой букве, по последней букве, по третьей с конца…

Ди поначалу удивлялся, но затем понял гениальность буратинного принципа: дерево не умирает никогда. Если время от времени пошевеливать мертвое, оно перестает казаться таковым. А поскольку любое движение – прогресс, можно с гордостью вещать о развитии краймского Буратино, чем, собственно, частенько занималось орадио.

По чьей-то странной прихоти острый носик веселого чернявенького мальчика, подвешенного за веревочки в левом верхнем углу, становился длиннее во время загрузки того или иного сайта. Ди иногда казалось, что это не просто совпадение.

Паралич гортани не позволял донне Лючии говорить. Хищное желтоглазое лицо застыло гипсовой маской, вокруг тонкогубого рта образовались ссадины от бесконечного вытирания слюны и синяки от трубок для кормления. Ди опасался пролежней и потому переворачивал домработницу на матрасе каждые несколько часов.

Шуршали под простынями кухонные столовые клеенки – он не нашел ничего более подходящего. Бес чуть слышно хрипел и пытался брыкаться, однако мог пошевелить всего лишь пальцами рук. Правая покоилась в шинах и была надежно залита гипсом, на котором Ди, припомнив своих школьников, написал парочку грязных ругательств.

Он впервые в жизни ухаживал за лежачим больным и, в общем-то, по праву гордился собой. В родительской библиотеке пылилась целая куча книг и рукописей на давно забытых языках. Ди перетаскал кое-что в спальню и читал донне Лючии вслух, по выражению глаз определяя, нравится ей или нет.

Вскоре бес сообразил передавать свои пожелания взмахами ресниц и движениями пальцев, и на тумбочке возле кровати образовалась любопытная подборка литературы. Монографии по математической и ядерной физике перемежались учебниками по теории цвета и формы в живописи. А из-под огромных иллюстрированных альбомов по истории разных стран и народов выпадали сборники всяческих мифов и трактаты признанных и непризнанных ученых.

Кроме того, через пару недель Ди и Зиленцорн принялись разговаривать: первый водил короткой учительской указкой по домашнему детскому плакатику с алфавитом, а второй опускал веки на нужных буквах. Послания беса не отличались разнообразием, а зачастую – и смыслом:

"Истина в стене".

"Хочу писать".

"Брось камень на дорогу".

"Задвинь шторы".

"Утку".

"Ищи сокола среди кротов".

И часто повторяющееся: "Несвоевременность – тяжкий грех".

– Что ты имеешь в виду? – спрашивал Ди. И получал в ответ либо издевательское: "Что имею, то и введу" – либо что-нибудь, на зубах уже навязшее, про стену и истину, еще и на древнем восточноверхнегерманландском.

Когда примерно через месяц после той жуткой ночи донна Лючия начала самостоятельно глотать и садиться в постели, Ди получил возможность спокойно отлучаться из дома. И сразу поехал к воронке на месте дома тети Джулии и дяди Юури, сунув в бардачок "Ягуара" федоровский "Глюк" и бросив связку Стерховых фломастеров под лобовое стекло.

Привычно загнал машину в рощицу неподалеку, окружил тенью и осторожно двинулся вперед, огибая поросшие буйной зеленью тропки и стараясь не выходить на открытые места. На первый взгляд ничего не изменилось, однако Ди уже по опыту знал, что первому взгляду доверять нельзя. Подбираясь к воронке, он шумно споткнулся о булыжник и некоторое время стоял, напряженно прислушиваясь. К Резервации и к себе.

Пепельная роза спала. В лесу же царило обычное для конца лета чириканье и щелканье птиц. Куковала кукушка. Ди отсчитал двадцать мелодичных вскриков, подобрал тот самый булыжник и, нервно оглаживая его пальцами, прокрался дальше. Подошвы коричневых мокасин скользили по траве – он так и не купил новые берцы, да и в город ни разу не выезжал, боялся оставить донну Лючию одну в беспомощном состоянии.

С перепугу даже прикатил в спальню кислородный баллон из лаборатории и изучил способы проведения экстренной трахеотомии, но ни то ни другое не пригодилось. Через неделю баллон перекочевал обратно, а Ди, пролиставший десяток атласов по человеческой анатомии и учебников по военной хирургии, при необходимости или желании мог бы, наверное, поработать в больнице врачом. Если в Крайме, конечно, сохранились больницы.